Сергей был отвратительным мужем и плохим отцом. Так утверждала Лора.
— Сергей – плохой! Плохой! – твердила она подругам.
Сергею было пофиг на Лорины девичники. Он жил как жил. Подарки дарил когда были деньги. В походы ходил в хорошую погоду. Тещу с днем пенсионера не поздравлял и о дальних странах не мечтал. Сергей жил приятной ему, и отвратной Ларисе жизнью. Поэтому она и твердила:
— Сергей — плохой! Плохой отец и отвратительный муж.

Нет, он, конечно, ходил на работу. Одевал детей. Сажал деревья, и пил с друзьями пиво. Но мужем и отцом в семье была Лариса. Именно она отдала шестилетнюю дочь в школу патриотического воспитания и маршировала с ней до тех пор, пока малышку не назначили звеньевой отряда. Именно она топила сына в бассейне, пока тот не выиграл соревнования. И, именно она, выгнала из дома старшую дочь, когда узнала, что девочка встречается с малоимущим студентом.
Сергей же, совершенно не принимал участия в воспитании детей. Не посещал школьные утренники, не растил в детях лидеров, не копил деньги, и не уважал конституцию. Да, что там говорить! Он даже Курпатова не слушал! А в подаренном Лорой твидовом пиджаке копал на даче картошку. Рыжий, усатый, красномордый, он был похож на шотландского лэнд-лорда. Но, кто бы это увидел? Не Лариса, так точно.
— Плохой, плохой. Серега плохой. –Твердила она изо дня в день.

Ну, а когда на свою Днюху он повел семейство в байкерский клуб, выскочил на сцену и спел с заезжей рок-группой «Йестудей». Лариса решила, что спасать детей от отца нужно немедленно.
— Разводиться в нашем возрасте – смешно. — Сказала Лора. – Поэтому, предлагаю жить врозь. Ты — на даче. Я с детьми –в городе.
И Сергей согласился. Не то чтобы он любил природу больше, чем жену. Нет. Просто мужчине так надоели бесконечные семейные споры, что он передал бизнес партнеру и принялся кормить на даче кошек и красить окна в рыжий цвет. Это-то ему точно нравилось.

На даче Серега расцвел. Румяный, смешливый он и раньше вызывал у Ларисы раздражение, а тут от вольного пива у Сереги еще и живот вырос.
— Полная стыдоба!- Думала, глядя на него, Лора.
А дети отца любили. Бог весть за что, но любили. Мчались по выходным на их скромную дачу, и забывали перезвонить матери. Возвращались веселые, воняющие костром, пахнущие ветром. Мамины котлеты жрать не желали, и утверждали, что макароны с тушенкой, куда как вкуснее!
— Надо же… — Думала, глядя на детей Лариса. – Надо же, как угораздило. Плохие гены, плохие!
А гены в детях бурлили те еще. Наследники строгой башкирки и развеселого кацапа обладали такой силой воли, что ни матери, ни отцу не снилась. Ушедшая из дома дочь, к родителям так и не вернулась. Ставший чемпионом сын, книжки топил в бассейне. А марширующая во главе патриотического отряда девчушка вдруг увлеклась йогой и стала мечтать о жизни в юго-восточной Азии.

Из-за этих-то игр рожденных ими разумов Сергей с Ларисой и оказались в Камбодже. Серега с Лорой хоть и были разными по натуре людьми, но глупыми они точно не были… И, месяцами дожидаясь звонков от ушедшей из дома дочери, никак не желали такой же судьбы своим младшим детям.
Нет, генератором идеи поездки явилась Лариса. Для реализации ее лидерских качеств Камбоджа была именно той страной в которую следовало попасть первой. Никто из ее подруг там не бывал, и статус первооткрывателя пересилил в ней даже неприязнь к мужу.
И они поехали. Купили путевки, и три недели колесили из королевского Пномпеня в храмовый Сием-Рип и приморский Сиануквиль. Три недели они познавали жизнь пост-колониального юго-востока. Поражались красотам Ангкор-Вата, наслаждались вкусом французских вин, любовались закатами Сиама, бесились с детьми на полных песчаных мух пляжах, и каждый день ощущали свою, им казалось совершенно личную, особенность иностранца в азиатской стране. Вдруг, хрен знает с чего, совершенно неожиданно рыжий русский Сергей превратился там в мистера, а злобная темноглазая башкирка в мадам. Именно так их называли местные кхмеры. И души их растаяли и заставили думать о чем-то ином, общем, невозможном и радостном.

Три недели пребывания в жаркой, улыбчивой, матриархальной Камбодже не выделили их из числа посетивших Камбоджу туристов. И Сергей, и дети, и даже Лариса влюбились в эту страну так, как влюбляются в нее все новоприбывшие. Первичная эйфория пленила их настолько, что, вернувшись домой супруги не разъехались по разным домам, а принялись мечтать о постоянной жизни в Камбодже.
— Представь себе, — говорила она мужу. — Мы, белые люди, в далекой азиатской стране. Мы имеем возможность стать особенными. Наши дети будут носителями ценностей трех цивилизаций: русской, кхмерской и французской. Мы должны дать им этот шанс.
Сергею на шансы детей было пофиг. В них-то он был уверен, как в себе. Обгоревший на южном солнце мужчина гладил голые плечи своей строгой жены и думал, что если эта страна смогла вернуть им радость близости, то возможно она и стоит того, чтобы в ней жить.
Переезд в Камбоджу не был таким уж сложным. Квартиру сдали в аренду, скромный семейный бизнес отдали в управление. На отложенные благоразумной Ларисой деньги сняли квартиру в Пномпене. По прибытию: дети пошли в школу, Лора с Сергеем в спортзал и на курсы английского. Кхмерский язык познавали по мере надобности.
— Тико пи кило. Два килограмма льда! — кричали они с колес арендованного байка в проемы кхмерских харчевен. И хохотали до одури.
-Саат, саат. Красивая, красивая. – Твердил муж жене под вопли ночных гекконов.
Лариса пекла детям маффины из сладчайшей в мире камбоджийской моркови и училась рисовать кхмерских котов. Серега купил гитару и бренчал в манговые заросли песни любимых Битлов. В Камбодже всегда так. Вдруг, то, что дома, на родине, казалось неважным или невозможным, в далекой, лишенной осуждающих глаз соотечественников стране, становится совсем не стыдным, а естественным и радостным, как два килограмма блестящего крепкого льда.
Счастье их оказалось временным. Азиатская эйфория быстротечна. В тот момент, когда неприятная мелочь становится тяжеловесней правильного поступка. В секунды, когда грязные от хождения в сланцах пятки, начинают отвлекать взгляд от коленей любимой женщины, в ночные часы, когда начинаешь видеть, как ползающая по потолку диковинная тварь гадит тебе на голову и приходит она – Великая экспатская депрессия.

Поначалу, они отдали хозяину арендованный байк. Потом перестали ходить на аэробику, а затем принялись медитировать. Потихоньку из жизни Лоры ушла акварель, а Серегина гитара принялась жить под кроватью. Поначалу, Лора слушала лекции по психологии в наушниках, и не третировала ими детей. Но, все это было поначалу.
А затем…, затем, все заскользило, как по кокосовому маслу: Серега пошел в бордель, Лора — к слепым массажистам, а дети захотели вернуться в снежную зиму и кинотеатры с русской озвучкой.
Разобщение и пустота выросли в их душах как банановые деревья в сезон дождя. Глаза экспатов тускнели, море не радовало, а сладость запаха франжипани каждый ощутил по своему. Что одному было сладко, другому мнилось горьким. Вроде и ничего особенного, не о чем даже говорить. Но когда не о чем говорить, всегда есть о чем подумать.
И однажды оно случилось. Сплетение непримиримых ген выстрелило полным разобщением. Когда одному хотелось податливости котят, то другому грезились моменты удушья, когда Лоре желалось художественности черт, то Сергею воинственности простодушных сюжетов. Вся их искусственно привнесенная в жизнь эйфория вылилась в банально непримиримую депрессию. Амок азиатских путешественником вселился в их души. И семья принялась переезжать из одной азиатской страны в другую. Лаос, Вьетнам, Бирма, Тайланд. В одних странах пятки становились чище, в других — грязь местных нравов не позволяла остаться на дольше. Перемещаясь из страны в страну, они становились все непримиримей и непримиримей. Амок путешественников сменился побегом от депрессии, и именно он гнал, выталкивал их из одной страны в другую и не позволял понять, что азиатский праздник кончился.

В Тайланде настроения Лоры с Сергеем стали сдержанней. Страна утихомирила их несогласие с Азией. Здесь им стало привычней, что ли. В Тайланде их настигла некая смесь европейского комфорта и остатков азиатской аутентики. В Тайланде Лора перестала воспитывать детей и позволила им бегать под дождем в белых кедах. А Серега записался в байкерский клуб и приобрел мопед. Что-то тонкое, нежное зазвенело в их душах. Таиланд вернул им воспоминания о том, как они познакомились, как носили кожаные косухи и не боялись целоваться на людях.И, все бы у них в Таиланде было хорошо, не отправься они сплавляться на плотах по реке Квай, и не распахни он глаза под звезно-непроницаемым небом Азии.

— Yesterday
all my troubles seemed so far away.
Как же я верю во вчерашний день, вдруг, запел в звездное небо Таиланда Серега.
— Йестудей..
.
Oh, yesterday came suddenly.
Вчерашний день внезапно пришел.- Подпевала ему с соседнего плота жена.

И было у них два дня. Два безумных дня на реке Квай. Дня, когда их руки и ноги сплетались в азиатской влажности воздуха настолько плотно, что каждый из них понял — эти движения тел последние. В их жизни случились два настолько отрешенных от внешнего мира дня любви, что Серега понял понял первым:
— Лучше уже не будет.
— Мы вернемся домой. У нас будут зима, весна, и осень. Шептала ему жена на реке Квай.
— Да. Да.Мы вернемся, саат. Мы вернемся, красивая. – Отвечал ей муж. Он не знал, что еще ей сказать, Он чувствовал, что лучше уже не будет. Никогда. И было ему от этого страшно.
На следующий день Лора заболела.
Пол дня она прятала дрожь горячих ладоней меж сомкнутых коленей. Пол дня спускалась вниз по мертвой азиатской реке и видела в бреду грушевые деревья. А потом, в деревенском госпитале не оказалось ни доктора, ни тестов на малярию. Ларису трясло от высокой температуры, легкие белой мадам не справлялись с вызовом Азии, и лицо ее спрятали под кислородной маской.
Лариса умирала. Сергей это понял, когда медсестра перестала наведываться в палату, а прибывшая из центральной больницы «скорая» отказалась транспортировать иностранку в другой город. Сергей понял это по радостным, предчувствующим похороны глазам санитарок. Он понял это по выдыхаемому женой в стеклянные колбы воздуху.
— ППлохой, пп-лохой. СССерега плохой. – Сипели колбы.
Днем и ночью Сергей сидел у постели жены, Он готов был отдать ей воздух всех своих легких, обещал водить сына в бассейн и не петь дурацких песен. Днем и ночью он твердил Ларисе: Все будет хорошо, все будет хорошо.
-П-плохой, п-плохой. Сссс-серега плохой, -отвечала ему Лора.

На рассвете восьмого дня к Сергею пришло прозрение. На рассвете восьмого дня он понял, что будущего нет. Что его не существует. На восьмой день сражения с нынешним, Сергей понял что их с Лорой счастье живет в прошлом.
Крепкий, красномордый парень ворвался в кабинет тщедушного тайского доктора, приволок его к постели умирающей жены и заставил ввести ей в вену вакцину от малярии.
— Ай м вери бэд. Ай м вери… бэд мэн. Я плохой, я очень плохой человек… – твердил и твердил перепуганному доктору Серега.
Когда врач наконец-то сделал иньекцию и покинул палату. Сергей вышвырнул из палаты верящих в счастье смерти медсестер, посмотрел на скрытое маской лицо жены, встал посреди комнаты, вдохнул в себя весь оставшийся в больничной палате воздух и запел.

— Yesterday
all my troubles seemed so far away.
Как же я верю во вчерашний день.
Счастье бывает лишь вчера.
Йестудей, ооо-у йестудей.
Вернись дорогая, Вернись в наше вчерашнее счастье.
Будь со мной. Пусть не завтра, но вчера. Йестудей. О май траблес симед фару вэй. Орал в нищей тайской больничке не теряющий надежды белый экспат.
Йестудей. Оу, йестудей.

Серега так верил, что вчерашнее счастье сильнее безвыходного завтра, что выпрыгнул на больничную каталку и станцевал на ней ненавистный Ларисе барный танец самарского отщепенца.
Уестудей!
Если не можешь идти дальше вернись и живи вчерашним. Орал и орал Лоре Сергей.
Утром Лора очнулась. Еще пару инъекций и ужас смерти ушел в прошлое.

Спустя неделю семья вернулась на родину. Отец, мать и темноглазые дети башкирки и кацапа Они приехали домой, в страну, которая внезапно оказалась родной наполовину. В сердце каждого из них навсегда поселились две страны. Родная и пришлая. Вчерашняя и нынешняя. В сердце каждого из них навсегда поселилась Азия. Страна в которой даже плохие попадают в рай..
Конечно Лариса по-прежнему твердила, что Серега плохой. А Сергей по-прежнему кормил детей макаронами. Но каждый из них уже точно знал, что вчерашнее счастье вечно, как «Битлз». А любовь, любовь живет только в будущем, Будущем, за которое не бывает стыдно.

— alena lazebnaja