– Отведите меня к нему.
– Простите, но вы не являетесь его родственником, – доктор скрестил руки на груди, видимо, не собираясь даже слушать аргументы этого мужчины, – посещение больных строго регламентировано. Посторонние люди не допускаются к ним. Особенно к… кхм… к таким тяжелым.

Мужчина подошел к столу и опершись на него кулаками, склонился над врачом.

– Отведите. Меня. К нему, – по словам произнес он, глядя прямо в глаза доктора.

Видимо, почувствовав какую-то внутреннюю силу этого человека, врач беспокойно заерзал на стуле и отвел взгляд в сторону.

– Я не могу… Дело в том, что...
– Вам нужны деньги? – мужчина сунул руку во внутренний карман пиджака и извлёк из него небольшой портмоне.

Доктор еще сильнее заерзал, но возражать не стал, решив посмотреть, чем это закончится.

– Я думаю, что этого будет вполне достаточно, – произнес мужчина и бросил на стол несколько бумажек, которые тут же исчезли в кармане белого халата, – теперь раскажите мне о нем максимально подробно.

Врач, как-то заметно подобрев, встал из-за стола и подошел к шкафу, в котором ровными рядами были выстроены папки. Выбрав одну из них, он вернулся на свое место.

– Итак, – раскрыв папку, произнес он, – Алексей Викторович...
– Эту информацию можете пропустить. Я прекрасно с ней знаком. Меня интересует сколько времени он провел в больнице, как себя ведет, что говорит… В общем, всё, что вы видели сами.

Доктор кивнул и, закрыв папку, отложил ее на край стола.

– У нас он находится уже около восьми лет. До этого просто стоял на учете. Состояние ухудшалось с каждым днем. Собственно, именно после обращения его супруги, мы и вынуждены были поместить его в стационар.
– На что она жаловалась?
– Неадекватное поведение, – пожал плечами доктор, – каждую ночь попадал в окружение, кричал во сне, размахивал кулаками, пытался выброситься из окна и так далее, и тому подобное… Обычное посттравматическое стрессовое расстройство. К сожалению, переросшее в тяжелую форму.
– Какие меры вы предпринимали для того, чтобы его вылечить?
– Молодой человек, – усмехнулся врач, – мы предпринимаем ровно столько мер, на сколько нам позволяет финансирование. Поэтому, сами понимаете...
– Ясно, – кивнул мужчина, – дальше?
– А что дальше? Состояние ухудшалось. Медикаментозное лечение приносило только временные улучшения. Сейчас помещен в палату для тяжелых.
– Что говорил?
– Во время затиший, в основном, молчал. Ни с кем не общался, на контакт не шел. Все время просил ручку и лист бумаги.
– Давали?
– Нет конечно. Строго запрещается передавать больным колющие и режущие предметы. Даже авторучкой можно натворить много дел.
– Интересовались, зачем они ему?
– Да, но он не отвечал. Просто просил ручку и бумагу.

Мужчина ненадолго задумался, но потом снова посмотрел на врача.

– Во время приступов что говорил?
– Как правило, одно и то же, – доктор вздохнул, – Насколько мне известно, во время той войны он служил в штабе группировки. Майором был. Отдал приказ о проведении разведывательной операции. На обратном пути группа попала в засаду. Никто не выжил. Я не вникал особо в эту историю, но вроде как, из-за его ошибочных действий все это и произошло. Если я не ошибаюсь, у него были данные о возможной засаде, но он их проигнорировал, посчитав дезинформацией. В общем, отправил в самое пекло… Во время обострений он кричал о том, что убил восемнадцать парней, что он не должен жить, что его нужно расстрелять и все в этом духе.

Мужчина сжал зубы и нахмурился. Некоторое время он просто смотрел в одну точку перед собой, а затем, будто вынырнув из воспоминаний, встряхнул головой.

– Это всё?
– А что еще вас интересует?
– В принципе, больше ничего. Отведите меня к нему.

Дверь позади мужчины захлопнулась и он принялся осматривать палату, в которой оказался. Напротив двух окон с решетками стояло несколько коек. На одной из них лежал человек. Его взгляд был уставлен в потолок. На появление вошедшего он никак не отреагировал. Подойдя поближе, мужчина заметил, что руки и ноги человека привязаны к кровати, полностью обездвиживая больного. Только прислушавшись, он услышал, что привязанный мужчина что-то неразборчиво шепчет.

– Вот мы и встретились, – негромко произнес вошедший и подошел к койке.

Никакой реакции.

– Ты меня слышишь?

Мужчина склонился над больным и принялся сверлить его взглядом.

– Ты слышишь меня или нет?

Только неразборчивый шепот в ответ. Мужчина наклонился еще ниже и попытался вслушаться в слова.

– Восемнадцать… А если бы другим маршрутом… Там развилка была, им можно было обойти… Надо было им сказать… Нет… Они бы ушли… Восемнадцать… Убил… Кто убил? Они? Нет, я убил… Ждали их… Они ждали, а я убил… Восемнадцать...

Мужчина присел на соседнюю койку и внимательно посмотрел на больного.

– Кого ты убил?

Больной на несколько секунд замолчал, но потом снова зашептал.

– Кого ты убил? Слышишь меня? – повысил голос мужчина.

Лицо больного исказила жуткая гримаса, будто кто-то вонзил в его тело иглу, а шепот стал быстрее и неразборчивее.

– Восемнадцать. Восемнадцать. Надо было другой тропой. Я убил, убил, убил...
– Смотри, что у меня есть, – мужчина встал и достал из внутреннего кармана пиджака ручку и маленькую записную книжку. Больной тут же сфокусировал взгляд на этих предметах и замолчал.
– Зачем тебе они? – спросил мужчина и помахал ими перед лицом больного.
– Дай.
– Зачем?
– Дай!

Мужчина оглянулся на дверь и, немного посомневавшись, протянул руку к ремням, с помощью которых тот был привязан к кровати. Отвязав одну руку, он заглянул в его глаза.

Даже проблеска разума не было в них. Жаждущий взгляд был устремлен на блокнот с ручкой, которые лежали у него в ногах.

– Дай.
– Да подожди ты, – мужчина отстегнул ремень на второй руке, – только давай без фокусов.

Больной, почувствовав свободу, одним рывком дотянулся до предметов и, схватив их, тут же принялся что-то рисовать на чистом листке.

– Вот здесь. Здесь была тропа… А здесь развилка… Надо было идти по ней.

На листочке появлялись линии и стрелки, которые он выводил дрожащей рукой.

– Там можно было пройти… Можно было… А я приказал им… И убил.

Мужчина, внимательно наблюдавший за действиями больного, заглянул в блокнот.

– Ты отдал приказ о проведении операции?
– Да, да. Я приказал возвращаться через этот квадрат. Можно было по-другому...
– Как по-другому?

Больной снова принялся черкать в блокноте. На белом листе постепенно появлялась достаточно подробная карта местности.

– Вот здесь можно было… Здесь можно было им пройти. Вот здесь. Через этот овраг. Там можно было спуститься… Мне говорили, что там засада, я не поверил и убил.
– Они выходили на связь?
– Да, да. Выходили. Но мне нужны были данные по этому квадрату. Я их отправил сам. Они все погибли. Все...

Руки больного затряслись и блокнот выпал из рук, но он тут же схватил его и снова принялся рисовать.

– Я мог скорректировать маршрут. Вот здесь можно было обойти.
– Где? Показывай, – мужчина встал и подошел поближе.
– Вот здесь, – больной поставил кривой крестик на листке.
– И что там? Обход?
– Да, да. Там можно было обойти. Но я их сам отправил сюда. Мне нужны были данные...

Мужчина снова присел на соседнюю койку и, немного помолчав, посмотрел на своего безумного собеседника.

– Ты помнишь Мишку? Михаила Воробьева помнишь?
– Рядовой Воробьев, связист, – четко произнес больной.
– Помнишь, значит...

Человек на койке впервые посмотрел в лицо гостя.

– Погиб при выполнении боевого задания, – как по написанному проговорил он, – я его убил.
– Как ты его убил?
– Вот здесь, – больной протянул ему блокнот, – здесь надо было сойти с тропы. Там развилка. Там можно было пройти...
– Как ты его убил?
– Там развилка… Если бы пошли там, не нарвались бы на них. Их было много. Они ждали их. Я всех убил. Восемнадцать… Я… – больной повторял одни и те же фразы сбивчивым голосом. Его широко открытые и безумные глаза смотрели то на блокнот, то в лицо гостя.

Мужчина тяжело вздохнул и, протерев лицо рукой, снова посмотрел на бывшего офицера.

– Я искал тебя. Очень долго искал.

Больной, проигнорировав его слова, снова уткнулся в блокнот.

– Ты слышишь меня, сволочь? – прошипел мужчина, – знаешь, зачем я тебя искал?
– Не знаю. Нет. Вряд ли. Не знаю, – отрывочно заговорил больной, не отрываясь от рисования.
– Михаил Воробьев – это...
– Связист. Погиб при… – снова затараторил пациент, услышав знакомое имя.
– Да заткнись ты! – повысил голос мужчина, – заткнись! Мишка – это мой брат. Был. Мой младший брат. Слышишь меня?
– Брат. Да, слышу. Брат.
– На меня смотри! – мужчина рывком повернул голову больного и, прищурившись, вперился в него взглядом. Безумный взгляд бегал по лицу гостя, не в силах сфокусироваться в одной точке.
– Когда я узнал о его смерти, я поклялся отомстить за него, чего бы мне это ни стоило. Убить того, кто в этом виноват. Ты даже не представляешь, скольких усилий, времени и денег мне стоили эти поиски. И вот я тебя нашел.

Мужчина отпустил голову больного, медленно встал и также медленно достал из-под пиджака пистолет. Аккуратно передернув затвор, он направил ствол на больного.

– Это тебе за Мишу.

Палец лег на спусковой крючок. Майор поднял голову и каким-то удивленным и по-детски наивным взглядом, посмотрел на мужчину. Затем, не проронив ни слова, опустил голову и втянув ее в плечи, дрожащей рукой принялся дорисовывать свою схему.

– На меня смотри, сволочь.

Больной поднял глаза и неожиданно улыбнулся.

– Можно я возьму с собой блокнот? Я там дорисую...

В этот момент что-то щелкнуло в голове мужчины. Он опустил пистолет и с недоумением посмотрел на больного.

– Черт возьми, майор… Да ты же и правда сошел с ума.

Все эти годы он носил в своем сердце ненависть к человеку, отправившего на смерть его брата. Ночами он не мог уснуть, прокручивая в голове сценарии мести. Тратил все свое свободное время на его поиски. И вот сейчас, когда его усилия наконец-то принесли результат, он увидел перед собой не убийцу, а больного человека. Тяжело больного душой. Война, которая унесла жизнь брата, изуродовала и его. Искромсала и разорвала на кусочки самое дорогое, что есть у человека – его разум. Превратила его в оболочку без содержимого, заставив все эти годы думать только об одном – о своей вине. Заставив считать себя убийцей восемнадцати молодых парней. Война положила его на эту койку и привязала к ней ремнями, навечно оставив наедине со своими страшными мыслями.

– Мишу уже не вернуть, – скорее себе, чем больному прошептал мужчина и присел на его койку, – как же мне тебе помочь, майор...

Офицер сидел молча и как-то виновато улыбался, переводя взгляд с блокнота на своего гостя. Мужчина некоторое время смотрел на него, а затем, будто бы что-то придумав, протянул руку.

– Дай мне блокнот.
– Нельзя? Нельзя с собой взять? – улыбка исчезла с его лица и он робко протянул блокнот и ручку мужчине.
– Смотри сюда, – гость придвинулся поближе, – я был там после войны. Вот здесь они бы не прошли, – мужчина ткнул пальцем в нарисованный майором крестик, – этот путь идет к обрыву, но они там не прошли бы. Я видел его. Это просто отвесная скала, тупик, понимаешь? У них не было другой дороги.
– А здесь? – офицер ткнул пальцем в другую точку.
– Здесь тоже. Здесь открытый участок, они были бы как на ладони. У них был только один путь обратно. Тот, который ты им обозначил. У них не было выбора, понимаешь? Их пропустили через первую линию и зажали в клещи. Шансов не было. Ты не виноват в их гибели.

Майор поднял глаза на мужчину.

– Вы… Вы, действительно, там были?
– Да, был, – соврал мужчина и, протянув блокнот офицеру, молча встал и направился к выходу. Уже у двери он обернулся и в последний раз посмотрел на больного. Тот сидел на койке и смотрел ему вслед, прижав блокнот к груди. Впервые за эти годы в его глазах промелькнула тень давно потерянного разума.

©ЧеширКо